Главное адмиралтейство. «Адмиралтейская игла Адмиралтейская крепость, построенная по чертежам Петра I

Петербургский миф - литературное явление, определяющее самобытность культуры Санкт-Петербурга . Более подробно данная тема раскрывается в работе Анциферова. * Петербургский миф Существует несколько типов петербургских мифов : миф творения (основной миф о возникновении города), исторические мифологизированные предания, связанные с императорами и видными историческими деятелями, эсхатологические мифы о гибели города, литературные мифы, а также «урочищные» и «культовые» мифы. Этот вопрос можно посмотреть * .

Петербургский миф в поэме А.С. Пушкина "Медный всадник"

Миф «Медного всадника» имеет символическую основу: всадник - государь, конь - государство, а пришедшее наводнение - это волна надвигающегося хаоса в стране .. Мифопоэтика потопа предстает как не просто стихия, а нарастающий бунт среди народных масс России. Эта стихия-восстание против жандармского строя государства, неправильно проведенных реформ и абсолютное абстрагирование власти от народа. Таким образом, Петербург - огромный «рукотворный» памятник Петру I . Противоречия города отражают противоречия его основателя. Воплотившись в живую статую, Петр I всегда будет защищать свой город. Своим преследованием Евгения в поэме, «Медный всадник» гнал из Петербурга всех, кто только даже в мыслях мог желать ему зла и погибели. В «Медном всаднике» русский стих достиг наивысшей точки. Придавая поэме одическую патетику, автор говорит высоким слогом. Особенность «Медного всадника» присутствие авторского литературного мифа как воплощения высшей, циклически повторяющейся в конкретных исторических проявлениях правды о мире. Подробную информацию смотрите в статье . В нашей ментальной карте можно посмотреть и другие мифы.

Облако слов выполнено по тексту поэмы А.С. Пушкина "Медный всадник" и помогает выявить ключевые слова в этом тексте.

Люблю тебя, Петра творенье,

Люблю твой строгий, стройный вид,

Невы державное теченье,

Береговой ее гранит,

Твоих оград узор чугунный,

Твоих задумчивых ночей

Прозрачный сумрак, блеск безлунный,

Когда я в комнате моей

Пишу, читаю без лампады,

И ясны спящие громады

Пустынных улиц, и светла

Адмиралтейская игла,

И, не пуская тьму ночную

На золотые небеса,

Одна заря сменить другую

Спешит, дав ночи полчаса.

Главное адмиралтейство


Санкт-Петербург:	2-й Адмиралтейский остров, Дворцовый проезд, 1; Адмиралтейский проезд, 1; Адмиралтейская наб., 2
Архитектурный стиль:
	Иван Коробов(1738), Андреян Захаров(1823)
Первое упоминание:
Строительство:	1704-1706 годы
	Объект культурного наследия РФ № 7810001000
Состояние:	Удовлетворительное

Модель-камера

Здание 1711 года

Кораблик

Здание 1738 года

Здание 1823 года

Здание Главного Адмиралтейства - комплекс адмиралтейских построек в Санкт-Петербурге на 2-м Адмиралтейском острове, расположенный на берегу реки Невы, значительный памятник архитектуры русского ампира. Изначально построенный в качестве верфи, подвергался перестройке в XVIII-XIX веках.

С 1718 года здесь располагалась Адмиралтейств-коллегия (с 1827 - Адмиралтейств-совет), в 1709-1939 годах - Модель-камера (с 1805 года - Морской музей). С 2012 года здесь находится Главное командование ВМФ России.

Кораблик на шпиле здания рассматривается как один из символов города наряду с Медным всадником и контурами разведенного Дворцового моста на фоне Петропавловского собора. Адмиралтейская игла запечатлена на медали «За оборону Ленинграда».

Адмиралтейская крепость, построенная по чертежам Петра I

Изначально Санкт-Петербургское адмиралтейство строилось как верфь по чертежам, подписанным лично Петром I. Было заложено 5 (16) ноября 1704 года, о чём сохранилась следующая запись:

Подготовительные работы были закончены в рекордно короткий срок: в начале 1705 года на верфи были возведены основные постройки и на эллингах заложены первые корабли.

Так как в условиях Северной войны необходимо было защищать верфь, в 1706 году адмиралтейство представляло собой крепость: постройки были огражденыземляным валом с пятью земляными же бастионами, по периметру были прорыты рвы, заполненные водой и сделана насыпь гласиса. Эспланада - обширный, свободный от построек луг для обзора местности обстрела в случае внезапного нападения противника, простиралась до современной Малой Морской улицы.

10 мая (29 апреля) 1706 года, после завершения строительства прама с 18 пушками, состоялся первый спуск корабля на воду.

К 1715 году в этом подразделении Адмиралтейского приказа работало около десяти тысяч человек. В то время адмиралтейство представляло собой одноэтажное мазанковое строение, расположенное в виде сильно растянутой буквы «П», раскрытой в сторону Невы. В здании размещались склады, мастерские, кузницы, а также службы адмиралтейского ведомства. Двор был занят эллингами для строительства парусных кораблей, по его периметру был внутренний канал (засыпан в 1817 году). Канал Адмиралтейства носил как оборонительную, так и транспортную функции: соединяясь с Адмиралтейским каналом, он был интегрирован в сеть городских каналов, по нему доставлялись строевой лес из Новой Голландии и другие стройматериалы.

Модель-камера

В 1709 году по распоряжению Петра I в Адмиралтействе была основана модель-камера (нидерл. model-kammer - комната моделей, кладовая образцов), где хранились корабельные чертежи и модели. Согласно «Регламенту о управлении адмиралтейства и верфи» 1722 года в модель-камере сохранялись модели всех судов, здесь построенных: «Когда зачнут который корабль строить, то надлежит приказать тому мастеру, кто корабль строит, сделать половинчатую модель на доске, и оную купно с чертежом по спуске корабля, отдать в коллегию Адмиралтейскую. В 1805 году модель-камера была преобразована в Морской музеум (с 1908 года - имени Петра Великого), существовавший здесь до 1939 года.

Архитектура

Здание 1711 года

В 1711 году была произведена первая перестройка Адмиралтейства. В 1719 году была реализована идея вертикальной доминанты: над воротами был установлен металлический шпиль с корабликом, водружённый голландским мастером Харманом ван Болосом:

Кораблик

Возможно, что кораблик Адмиралтейства повторяет силуэт первого корабля, вошедшего в только что построенный порт Санкт-Петербурга. Также есть мнение, что прообразом кораблика стал фрегат «Орёл» - первый русский военный корабль, построенный в 1667-1669 годах по указу царя Алексея Михайловича (это утверждение базируется на том, что ни один из построенных Петром до 1719 года кораблей не имел ничего общего с корабликом на шпиле).

Согласно легенде, три флага на мачтах кораблика были выполнены из чистого червонного золота, а в носовой части хранилась личная буссоль Петра I.

Оригинальный кораблик простоял на шпиле до 1815 года, когда во время ремонта был заменён на новый, при этом оригинальный кораблик ван Болоса был утерян. Второй кораблик простоял 71 год: в 1886 году при очередном ремонте шпиля он был снят и заменён на точную копию; оригинал, вес которого 65 кг, длина - 192 см и высота - 158 см, был помещён в экспозицию находившегося здесь же Морского музея.

Здание Адмиралтейства производило впечатление на людей той эпохи:

Здание 1738 года

В 1732-1738 годах архитектор И. К. Коробов построил каменное здание Адмиралтейства. Зодчему удалось, сохранив прежний план, придать сооружению монументальность, отвечавшую его градообразующей функции. В центре, над воротами, была построена стройная центральная башня с позолоченным шпилем, иногда называемым «Адмиралтейская игла» (огласно некоторым свидетельствам, на позолоту шпиля были пущены золотые дукаты, полученные Петром I в подарок от Соединённых провинций). На 72-метровую высоту был вознесён кораблик-флюгер, здесь он находится до наших дней.

В 1740-х годах пространство вокруг Адмиралтейства использовалось для военных учений и как пастбище для скота. По праздникам Адмиралтейский луг становился местом общегородских гуляний и ярмарок; здесь устанавливались карусели, балаганы, катальные горки.

Также было упорядочено пространство вокруг адмиралтейства: в 1760-х годах архитектором Андреем Квасовымбыли определены границы центральных площадей, окружающих здание Адмиралтейства.

Пространство к югу от адмиралтейства именовалось Адмиралтейским лугом до середины XVIII века, На Адмиралтейском лугу проходили учения солдат и устраивались народные гулянья.

Во второй половине XVIII века крепостной канал сильно загрязнился и стал скапливать сточную грязную воду. Императрица Елизавета Петровна в середине XVIII века приказала канал регулярно чистить, а луг замостить. Полностью Адмиралтейский луг был замощен только к концу царствования Екатерины II (в последней четверти XVIII века).

К этому времени южная часть луга была застроена, и определились границы Адмиралтейской площади перед главным фасадом Адмиралтейства.

Здание 1823 года

К началу XIX века утилитарная архитектура адмиралтейства уже не соответствовала его положению «центрального» здания в городе: три главных магистрали (Невский проспект, Гороховая улица и Вознесенский проспект) - сходятся к нему лучами. К востоку от адмиралтейства незастроенное пространство доходило до реки Мойки, вдоль которой шла Большая Луговая улица. Возникла необходимость изменить облик здания, так чтобы оно гармонировало с находящимся поблизости Зимним дворцом и другими величественными архитектурными ансамблями, расположенными рядом с адмиралтейством.

В 1806-1823 годах архитектор Андреян Захаров блестяще решил эту задачу. Идеей нового облика здания стала тема морской славы России, могущества русского флота. Захаров перестроил адмиралтейство почти полностью, оставив лишь изящную башню со шпилем. Фортификационные сооружения у верфи были уничтожены, на их месте разбит бульвар (сейчас на этом месте расположен Александровский сад). Сохранив конфигурацию плана уже существовавшего здания, Захаров создал новое, грандиозное (протяжённость главного фасада 407 м) сооружение, придав ему величественный архитектурный облик и подчеркнув его центральное положение в городе (как уже говорилось выше, главные магистрали сходятся к нему тремя лучами).

Архитектурный ансамбль Адмиралтейства состоит из двух П-образных в плане корпусов (внешнего и внутреннего). Между ними проходил Адмиралтейский ров. Внешний корпус занимали административные учреждения морского и речного флота России, а во внутреннем по-прежнему были производственные мастерские.

В центре здания - монументальная башня со шпилем (архитектор Иван Коробов), окружённая колоннадой в средней части, ставшая символом города. Основание башни прорезано аркой, а на флангах средней части установлены 12-ти и 6-колонные портики. Они повторяются на боковых фасадах. Павильоны, обращённые к Неве, перекликаются с основанием центральной башни и увенчаны флагштоками с изваяниями дельфинов. Строгий ритм членений придает композиции Адмиралтейства особую цельность. Композиция двух крыльев фасада, симметрично расположенных по сторонам башни, построена на сложном ритмическом чередовании простых и чётких объёмов (гладкие стены, сильно выступающие портики, глубокие лоджии).

Особое место в архитектурном решении Адмиралтейства занимает скульптура. Во фронтонах боковых портиков находятся рельефы, изображающие греческую богиню правосудия Фемиду, награждающую воинов и ремесленников. В создании скульптур принимали участие Степан Пименов, Василий Демут-Малиновский, Артемий Анисимов. Центральную арку фланкируют стоящие на высоких постаментах статуи нимф, несущих глобусы (скульптор -Феодосий Щедрин). Над аркой - парящие Славы и аллегорический барельеф «Заведение флота в России» авторства Ивана Теребенева. На углах первого яруса - фигуры античных героев: Александра Македонского, Ахилла, Аякса и Пирра. Над колоннадой - 28 скульптурных аллегорий: огня, воды, земли, воздуха, четырёх времен года, четырёх сторон света, музы астрономии - Урании и покровительницы корабельщиков-египетской богини Изиды и др.

Декоративные рельефы органично соотносятся с крупными архитектурными объёмами, пристенные скульптурные группы подчёркивают в грандиозно развёрнутых фасадах живую человеческую меру. Скульптуры Адмиралтейства не просто указывают на функциональное назначение здания, они утверждают образ России как морской державы.

Из интерьеров Адмиралтейства сохранились вестибюль с парадной лестницей, зал собраний и библиотека. Суровая строгость монументальных архитектурных форм смягчена обилием света и исключительным изяществом отделки.

История эксплуатации

Строительство парусных кораблей на Адмиралтейской верфи продолжалось до 1844 года. В дальнейшем в здании остались только учреждения флота: Морское министерство, Главный морской штаб, Главное гидрографическое управление, Адмиралтейский собор. В 1709-1939 годах в нём размещался Военно-морской музей.

С июня 1917 года здесь находился Центрофлот - центральный демократический орган флота, поддерживающий Временное правительство. Во время Октябрьской революции он был распущен, и 26 октября по инициативе В. И. Ленина был создан Военно-морской революционный комитет (ВМРК), мобилизовавший силы флота на создание и упрочение Советского государства. ВМРК помещался в крыле Адмиралтейства, обращенном к Медному всаднику.

В 1932-1933 годах в здании размещалась Газодинамическая лаборатория - первое в СССР конструкторское бюро по разработке ракетных двигателей.

С 1925 года в здании находится Высшее военно-морское инженерное училище имени Ф. Э. Дзержинского. До конца 2008 года там же находился и штаб Краснознаменной Ленинградской военно-морской базы.

Сохранность и реставрация

Во время блокады Ленинграда шпиль Адмиралтейства был зачехлён; укрытие было снято 30 апреля 1945 года. Реставрационные работы в здании проводились в 1928, 1977 и в 1997-1998 гг. В 1977 году, при золочении шпиля, в шар под корабликом был установлен специальный ларец, куда положили проект Конституции СССР.

Современность

В пост-советское время неоднократно возникали различные проекты по новому использованию помещений адмиралтейства. Так, в 2006 году выдвигалось предложение переместить сюда, на ограниченную площадь, Центральный военно-морской музей, в здании которого правительство Санкт-Петербурга планировало открыть нефтяную биржу. Осенью 2007 года появилось предложение разместить в адмиралтействе командование Военно-морского флота. Между тем жителями города было замечено, что башня Адмиралтейства дала трещину. Ситуация разбирается в КГИОП

В 2009 году Военно-морское училище и штаб Ленинградской военно-морской базы выехали из здания. 31 октября 2012 года состоялся официальный переезд Главного штаба ВМФ в здание Адмиралтейства, в тот же день на здании был поднят Андреевский флаг, официально символизирующий присутствие здесь высшего военно-морского командования.

25 декабря 2013 года в Адмиралтействе, в башне со шпилем на пересечении Адмиралтейской набережной и Дворцового проезда, был открыт храм святителя Спиридония Тримифутского(крестом храма будет являться Андреевский стяг, развивающийся над башенкой). На открытии храма присутствовало командование ВМС РФ во главе с Виктором Чирковым, по мнению которого, это событие было приурочено к спуску второго ракетоносца проекта Борей.

В конце января 2014 года министр обороны Сергей Шойгу одобрил концепцию приспособления комплекса зданий Адмиралтейства для нужд ВМФ: внутренние дворы здания в нарушение законодательства по охране памятников предлагается накрыть прозрачным куполом, а между историческими корпусами перекинуть стеклянные переходы.

АДМИРАЛТЕЙСКАЯ ИГЛА

Вернуться на родной фрегат!

Осип Мандельштам

О мандельштамовском стихотворении «Адмиралтейство» все прилежно воспроизводят ранний, 1922 года, вывод Н. П. Анциферова: «Вполне чистый образ города, свободный от всяких идей, настроений, фантазий передает один О. Мандельштам. В его чеканных строфах, посвященных Адмиралтейству, мы находим отклик на увлечение архитектурой <…> Спокойно торжество человеческого гения. Империалистический облик Петербурга выступает вновь, введенный без пафоса, но со спокойным приятием». М. Л. Гаспаров уточняет: «Здесь преодоление времени переходит в преодоление пространства: раскрываются три измерения, открывается пятая стихия, не космическая, а рукотворная: красота». Однако и «Петербургские строфы» и «Адмиралтейство» - стихи о попрании всяких человеческих правил, установлений природы и государственных законов. Пятая стихия - вовсе не красота, и чистой образностью здесь и не пахнет.

«Адмиралтейство» было впервые опубликовано в журнале «Аполлон» (1914, № 10). Сохранилось два беловых автографа (архивы Мандельштама и Лозинского). При публикации была отброшена пятая строфа и внесены некоторые изменения. Приведем текст белового автографа:

В столице северной томится пыльный тополь,
Запутался в листве прозрачный циферблат,
И в темной зелени потерянный акрополь
Настроил мысль мою на величавый лад.

Ладья воздушная и мачта-недотрога,
Служа линейкою преемникам Петра,
Он учит: красота - не воля полубога,
А хищный глазомер простого столяра.

Сердито лепятся капризные Медузы,
Как плуги брошены, ржавеют якоря -
И вот разорваны трех измерений узы
И открываются всесветные моря!

Нам четырех стихий приязненно господство,
Но создал пятую свободный человек:
Не отрицает ли пространства превосходство
Сей целомудренно построенный ковчег?

Живая линия меняется, как лебедь.
Я с Музой зодчего беседую опять.
Взор омывается, стихает жизни трепет:
Мне все равно, когда и где существовать.

Май 1913 (I, 83–84)

Последняя строфа была забракована постановлением общего собрания - на заседании «Цеха поэтов», предположительно из-за слишком явных символистских обертонов (брюсовский перевод «Лебедя» Малларме и «Венеция» Александра Блока). Мандельштам послушно остался без строфы. «Цех поэтов» состоял отнюдь не из профанов, и они должны были слышать, о каком лебеде идет речь (последним из Царскосельских лебедей называл Гумилев - Анненского). Но кто знает? Во всяком случае, если «лебедь» и был изъят, то цитата из брюсовского перевода осталась: «Пространство властное ты отрицаешь…». Но цитата инверсирована риторическим вопросом: «Не отрицает ли пространства превосходство..?». Сам Анненский описал Царское Село как идеальный ландшафт пушкинской мысли. Лебедь стал идеальной сигнатурой этого ландшафта.

Акрополь («высокий город» в буквальном переводе с греческого) этой «новой Эллады», который «воде и небу брат», - «фрегат», «ладья воздушная» с адмиралтейской мачтой-иглой. Этот перпендикуляр в «архитектурности корабля» (Набоков) и служит линейкой, измерительным прибором, причем «красота» и «величавый лад» выявляются действеннее не при взгляде сверху вниз, а снизу - вверх. Не полубог, не Медный всадник владеет красотой, а простой столяр и скромный пешеход. С одной, правда, существенной поправкой - он не должен бояться, он должен преодолеть страх, его взгляд должен быть хищным и восхищенным. Тогда из бедного Евгения, проклинающего судьбу, он превратится в Поэта. Но кто учит истинному величию? Кто этот «Он»? Конечно, Петр Великий, но не в нем дело. Это тот Первый царскосельский лебедь, который воспел и Петра, и его творенье, - Пушкин. Позднее Пастернак так же легко соединит в одном герое и Петра I, и Пушкина. В цикле «Тема с вариациями» начало «Вариации 2. Подражательной» Пастернак превращает пушкинскую цитату «На берегу пустынных волн / Стоял он, дум великих полн…» в описание самого автора «Медного всадника».

Линейка адмиралтейской иглы - это то мерило, отвес, что разрывает узы трех измерений. Она побеждает пространство и власть четырех стихий, создавая свое внутреннее время и делая поэта свободным . Гершензон писал в книге «Мудрость Пушкина»: «Душа человеческая первозданна, ничему не подвластна и управляется своими внутренними законами - эта мысль есть ось Пушкинского мировоззрения». Мудрая игла этого нового ковчега рождает пятую стихию - стих, слово. «О, город - повесть, / О, посох высоты!», - восклицает Велимир Хлебников в градостроительном порыве и начинает воображать себя новым Воронихиным. Продолжая мандельштамовскую формулу Адмиралтейства, завоевывающего приоритет времени над пространством, Король Времени Велимир I величественно отстаивает свое право на жезл мысли:

Кто он, Воронихин столетий,
Воздвиг на столетье столетье?
И башни железные сети
Как будто коробки для спичек,
И нить их окончил иглой ?

Лишь я, лишь я заметил то, что время
Доныне крепостной пространства.
И я держу сегодня стремя
Как божество для самозванца.

О башня Сухарева над головою Разина
На острие высокой башни,
Где он был основанием и мы игла вершины

Вершина башни - это мысли,
А основанье - воля…

(V, 103, 105)

У этого отвеса есть греческое имя - канон . Пушкин тот отвес, идеальный канон русской поэзии. Он тот пушкарь-канонир, что производит выстрел, когда солнце встает в зените или вздуваются вены Невы. Подобно дантевскому Вожатому, он «символизация того факта, что про-изведение искусством чего-то есть нечто такое, посредством чего мы можем начинать двигаться, понимать, видеть». То есть фигура Пушкина идет по разряду условий авторской способности вообще что-либо понять и пережить. Нельзя самоопределиться, не определившись относительно Пушкина. «От Пушкина до этих слов», - брюсовский афоризм, точно фиксирующий это ощущение. Каждое слово протягивается от Пушкина, начинается от него. Пастернак называет его в новозаветной простоте: «Тот, кто и сейчас…» (I, 183). Как известно, Пушкин - это наше все и даже немного более того. Как избежать этого облапывающего культа? Мы не можем отдельно ставить вопросы о Пушкине и о Серебряном веке. Это один вопрос и один фокус: проблема Пушкина, проблема-Пушкин. Ни одному из поэтов он не предшествует во времени. Он есть ткань и структура самого поэтического творения в той мере, в какой Пушкин осуществляется как постижимый (и непостижимый!) для них опыт живых поэтических существ, которые организованы именно таким образом.

Пастернак: «Точно этот, знаменитый впоследствии, пушкинский четырехстопник явился какой-то измерительной единицей русской жизни, ее линейной мерой, точно он был меркой, снятой со всего русского существования…» (III, 281–282). Этот канон - и модель познания, и модуль преобразования. Адмиралтейская игла - идельный инструмент этого канона. Но вернемся к первоисточнику:

Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когда я в комнате моей
Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
Пустынных улиц, и светла
Адмиралтейская игла,
И не пуская тьму ночную
На золотые небеса,
Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи полчаса.

(IV, 379–380)

«54-й стих [„Медного всадника“], - замечает Роман Тименчик, - вошел в самое плоть русской речи, не утратив своей жестовой и стиховой поступи». Все верно. Но Шкловский, называвший пушкинскую Адмиралтейскую иглу «богиней цитат», страшно ее недооценивал. Это не мечтательная недотрога, отраженная в тысяче зеркал цитат, а хищная хозяйка мастерской совершенно новых тем и сюжетов. Образ ее освоен и переосмыслен подчас в самом неожиданном ключе. «„Петра творение“, - писал Анненский, - стало уже легендой, прекрасной легендой, и этот дивный „град“ уже где-то над нами, с колоритом нежного и прекрасного воспоминания. Теперь нам грезятся новые символы, нас осаждают еще не оформленные, но уже другие волнения, потому что мы прошли сквозь Гоголя и Достоевского». Начнем мы с далекого, казалось бы, от нашей темы мандельштамовского стихотворения «Пусть в душной комнате, где клочья серой ваты…» (1912):

Пусть в душной комнате, где клочья серой ваты
И стклянки с кислотой, часы хрипят и бьют, -
Гигантские шаги, с которых петли сняты, -
В туманной памяти виденья оживут.

И лихорадочный больной, тоской распятый,
Худыми пальцами свивая тонкий жгут,
Сжимает свой платок, как талисман крылатый,
И с отвращением глядит на круг минут…

То было в сентябре, вертелись флюгера,
И ставни хлопали, - но буйная игра
Гигантов и детей пророческой казалась,

И тело нежное - то плавно подымалось,
То грузно падало: средь пестрого двора
Живая карусель без музыки вращалась!

Апрель 1912 (I, 73–74)

Гумилев писал: «Так в жизни личностей многие мистические откровения объясняются просто внезапным воспоминаньем о картинах, произведших на нас сильное впечатление в раннем детстве». Перед нами - предельно будничная, тоскливая комната с больным, которого треплет лихорадка. Зима. Окна законопачены и проложены серой ватой, между оконнных рам, чтоб не запотели, - «стклянки с кислотой», которые отзовутся пастернаковскими стаканчиками с купоросом. В комнате душно и, кажется, сам воздух пропитан ватой и кислотой. Хрипло бьют часы. Но в памяти неожиданно возникает другое - какое-то пророческое время детской игры и живой карусели. Марина Цветаева писала: «Карусель! - Волшебство! Карусель! - Блаженство! Первое небо из тех семи! <…> Вот это чувство безвозвратности, обреченности на полет, вступления в круг - Планетарность Карусели! Сферическая музыка ее гудящего столба! Не земля вокруг своей оси, а небо - вокруг своей!» (I, 119). Игра заключается в прыжках на канате вокруг столба «гигантскими шагами», pas de g? ants. Тогда, в сентябрьском детстве, паденья и плавные подъемы тела, распростертые на этом воздушном диске-гиганте, сулили радость, сейчас - отвращенье и тоску. Прикованный к постели, он познает иной круг существованья - замкнутый «круг минут» и душащий «жгут» «своего платка». Если с гигантских шагов его детства - «петли сняты», то с настоящей болезни они не только не сняты, но и смертельно стягиваются.

Но единственной надеждой - талисманом - оказывается все тот же платок, свиваемый жгутом. Он окрыляет и придает силы. Есть нечто, что красной нитью, лейтмотивом вплетено в этот мемориальный жгут платка, и чего мы пока не видим. Все круги: часов, флюгера, карусели, вечного возвращения и т. д. - вписаны в Круг Граммофона, т. е. в круг записи и воспроизведения голоса.

«Все умирает вместе с человеком, но больше всего умирает его голос», - сетовал Теофиль Готье. Мандельштам это прекрасно чувствовал: «Наше плотное тяжелое тело истлеет точно так же и наша деятельность превратится в такую же сигнальную свистопляску, если мы не оставим после себя вещественных доказательств бытия» (III, 197). Новое время нашло способ возвращения голоса из небытия. Звукозапись мумифицирует тело голоса с последующим воскрешением. «Голос, отлитый в диск» (Волошин), дарует жизнь после смерти.

Фонограф осваивал лирику, средоточием которой был голос, но и лирика осваивала фонограф, превращая его в оригинальный способ самоопределения своего поэтического бытия. Пастернаковский талисман для прыжка в памятное прошлое - не жгут, а мандаринка, вкушаемая по-прустовски: «…Для Шестокрылова зима наступила, сорвалась в свои глубины лишь тогда, когда он распорол первую мандаринку на своем уединенном подоконнике. <…> Он только вдыхал и не заключал от этого неизреченного преддверия к воспоминаниям, потому что этот путь был знаком ему наизусть; он знал, что эта зимняя мандаринка колышет на себе другую зиму, в другом городе, комнату юности с озабоченной нежностью предметов, которые как пластинки напеты его возвращением к себе в тот вечер. Да, надолго напеты они его криком, как острой иглой » (IV, 737).

«…Что сказал бы Теофиль Готье, - вопрошал Максимилиан Волошин, - если бы он присутствовал при недавней торжественной церемонии в Париже, когда в подвалах Большой оперы, в специально сооруженном железном склепе, были похоронены для потомства, для будущего воскресения, голоса сладчайших певцов современности. Газеты сообщили, что каждая из фонограмм, подвергнутых специально охранительной обработке, была помещена в особом бронзовом гробу, в двойной оболочке, из-под которой был выкачан воздух. Я могу себе представить статью, которую написал бы Теофиль Готье по этому поводу. Он стал бы говорить в ней об Египте и о том, как тело превращается в элегантную мумию, которую могла бы найти душа, вернувшаяся в следующем воплощении на землю. И о том, что мы выше египтян, которые все-таки не сумели предохранить тела свои от любопытства, хищенья и разрушенья, выше уже потому, что душа людей нашего времени, вернувшись на землю, найдет не почерневшие и обугленные формы, но свое истинное чувственное воплощение - свой голос, отлитый в диски нетленного металла. И я представляю себе, что эта статья кончалась бы вопросом о том, дойдет ли это послание, замурованное в подвалах Большой оперы, по адресу к нашим потомкам и если по смене новых культур при каких-нибудь грядущих раскопках будут открыты эти драгоценные пластинки, так мудро защищенные двойной стеной бронзы и двойным слоем безвоздушного пространства, то сумеют ли Шамполионы будущих времен разгадать эти тонкие концентрические письмена, и найдется ли в то время певучая игла, которая пропоет им эти нити голосов, звучащих из-за тысячелетий [?]».

«Певучая игла» поэтического фонографа - Адмиралтейская игла. Переворачивание иглы задано структурой самого стиха. По формулировке М. Л. Гаспарова, «известно, что в ямбе и хорее от начала к концу строфы нарастает количество неполноударных строк: строфа стремится начаться строкой типа „Люблю тебя, Петра творенье“, а кончаться строкой типа „Адмиралтейская игла“. Такая последовательность строк воспринимается как последовательное облегчение стиха („ускорение“, „заострение“). Причина такого восприятия понятна: четыре слова начальной строки требуют для своего узнавания четырех психологических усилий, два слова последнней строки - двух». Формулировка нашла изящное завершение в рассуждении Р. Тименчика: «Иллюзия „заострения“ оказалась созвучной изображенному в стихе предмету - острию. Укол совпал и как бы проиллюстрировал лексическую тему стиха. И в подавляющем большинстве случаев 54-й пушкинский стих воспроизводится другими поэтами в завершении строф и целых стихотворений, образуя „шпильку“ другого рода - выход на легко узнаваемую цитату. Кроме того, здесь для поэтов была соблазнительной аналогия стихового массива и силуэта воспеваемого города: стихотворение или его часть выводит к теме шпиля подобно тому, как старинные улицы петровской столицы были ориентированы на „высотную доминанту“, на заостренную вертикаль». И если это так (а это так), то лексико-ритмическая ориентация строфы вверх моментально актуализирует и заново обозначает то, что в естественном режиме чтения и письма не ощущается - разворачивания строфы сверху вниз . Возможность перевернуть Адмиралтейскую иглу заложена уже здесь, перевернуть, сделав элементом мирового граммофона, озвучивающего пластины земли.

Любопытнейший пример предельного заострения строфы есть у Марины Цветаевой. Она москвичка, Адмиралтейской иглы как таковой нет в ее произведениях, но ее описания Кремля подобны описаниям Адмиралтейства петербургскими поэтами. В цикле «Стихи к дочери» есть стихотворение:

И бродим с тобой по церквам
Великим - и малым, приходским.
И бродим с тобой по домам
Убогим - знатным, господским.

Когда-то сказала: - Купи! -
Сверкнув на кремлевские башни .
Кремль - твой от рождения. - Спи ,
Мой первенец светлый и страшный.

Кремлевская башня увенчана колыбельным шпилем «Спи…». Через два года в богородичном стихотворении «Сын» особенно видна рифма как вершина строфической башни:

Так, выступив из черноты бессонной
Кремлевских башенных вершин ,
Предстал мне в предрассветном сонме
Тот, кто еще придет - мой сын .

Если Пастернак видит поэтическую строфу - «колонну воспаленных строк» - не по горизонтали, разворачивающуюся слева направо, а вертикально, - колонной-деревом, уходящим рифменными корнями вниз, то Цветаева, заставляя стих говорить на языке архитектуры, наоборот разворачивает строфу рифменным шпилем вверх. В соседствующем стихотворении того же цикла к дочери тонкий голос устремляется шпилем вверх над колокольней тела:

Молодой колоколенкой
Ты любуешься - в воздухе.
Голосок у ней тоненький,
В ясном куполе - звездочки.

Куполок твой золотенький,
Ясны звезды - под лобиком.
Голосочек твой тоненький, -
Ты сама колоколенка.

(I, 350, 500)

Голос тонок и прям, как шпиль, как игла: «Так тонок голос! Тонок, впрямь игла» (Бродский - I, 233). «Первоначальное слово „место“, - писал Хайдеггер, - означало острие копья (die Spitze des Speers). В него все стекается. Место собирает вокруг себя все внешнее и наиболее внешнее. Будучи собирающим, оно пронизывает собой все и всему придает значимость. Место как собирающее (das Versammeldne) втягивает в себя, сохраняя втянутое, но не как в замкнутой капсуле, но так, что все собранное им проясняется и просвещается и посредством этого впервые высвобождается для его сущности». Именно такова топология Адмиралтейской иглы в Серебряном веке. Набоков писал: «Я с удовлетворением отмечаю высшее достижение Мнемозины: мастерство, с которым она соединяет разрозненные части основной мелодии, собирая и стягивая ландышевые стебельки нот, повисших там и сям по всей черновой партитуре былого». Адмиралтейство - Место мест.

Всеобщая и идеальная мера пушкинского образа была и условием неповторимого звучания каждого отдельного голоса. Запись поэтической речи обязана быть спасительным талисманом - платой, платком, пластинкой. «Речь его (Недоброво - Г. А., В. М .), и без того чрезмерно ясная, с широко открытыми глазами, как бы записанная на серебряных пластинках, прояснялась на удивленье, когда доходило до Тютчева, особенно до альпийских стихов…» (II, 390). От одного из самых ранних стихотворений Мандельштама «О, красавица Сайма, ты лодку мою колыхала…» (1908), где «челн подвижный, игривый и острый» бороздит озеро, как игла граммофонную пластинку (I, 32), - до «Грифельной оды» проходит символика граммофонного овеществления голоса и оглашения вещества. Эпиграф «Грифельной оды»

(II, 45)

должен быть понят в том смысле, что понять можно только зафиксированный, вещественно доказанный голос. Граммофон и дает удивительную возможность понять прямо с вечно живого голоса. «И вот под старые готические своды вдвигают вал фонографа…» - так афористически выразит суть перемен Анненский. Но граммофон, пойдя по разряду онтологических доказательств, - не техническое новшество и не просто предмет в ряду предметов. «Я долго мечтал, - признавался Гете, - и давно уже говорю о модели, на которой сумел бы показать, что происходит в моей душе и что не каждому я могу наглядно показать в природе» (IX, 14). И если Волошин еще побаивался граммофона и так до конца в него не поверил, то Мандельштам уже ничего не боялся. Граммофон и явился для него такой символической моделью. В своих мемуарах Э. Герштейн приводит любопытный эпизод: «Забежавшие ко мне Мандельштамы были свидетелями, как мой маленький племянник впервые заговорил, начав с очень трудного слова. Они часто потом припоминали, как он прыгал по моей тахте и с сияющими глазами победоносно выговаривал: „Иго-ло-чка“. Для Осипа Эмильевича это было каким-то переживанием». Теперь понятно, почему это явилось для Мандельштама каким-то особым переживанием, которое он вспомнит не раз. «Игла» - не просто первое слово в жизни ребенка, это - Первослово (Urworte, говоря по-гетевски) и символическая альфа поэтического мироздания. В «Рождении улыбки» (1936–1937):

Когда заулыбается дитя
С развилинкой и горечи и сласти,
Концы его улыбки, не шутя,
Уходят в океанское безвластье.

Ему непобедимо хорошо,
Угла ми г уб оно иг рает в сла ве -
И радужный уже строчится шов
Для бесконечного познанья яви.

(III, 100)

Младенческой улыбкой, как иглой, строчится ткань познанья мира. Слово «игла» не произнесено, но видимо на устах ребенка. Присутствуя, оно отсутствует, произнесенное - остается непроизнесенным.

Свою символическую модель Михаил Кузмин предъявит в загадочном стихотворении «Панорамы с выносками» - «Добрые чувства побеждают время и пространство». Приведем его целиком:

Есть у меня вещица -
Подарок от друзей,
Кому она приснится,
Тот не сойдет с ума.

Безоблачным денечком
Я получил ее,
По гатям и по кочкам
С тех пор меня ведет.

Устану ли, вздремну ли
В неровном я пути -
Уж руки протянули
Незримые друзья.

Предамся ль малодушным
Мечтаньям и тоске -
Утешником послушным,
Что Моцарт, запоет.

Меж тем она - не посох,
Не флейта, не кларнет,
Но взгляд очей раскосых
На ней запечатлен.

И дружба, и искусства,
И белый низкий зал,
Обещанные чувства
И верные друзья.

Пускай они в Париже,
Берлине или где, -
Любимее и ближе
Быть на земле нельзя.

А как та вещь зовется,
Я вам не назову, -
Вещунья разобъется
Сейчас же пополам.

По догадке поэта Алексея Пурина, эта вещица - пластинка. И это не просто поэтическое лукавство, а блестящий этюд по философии символа. Не имея решительно никакой возможности остановиться на этом подробно, отметим лишь, что, с нашей точки зрения, это не просто пластинка, а сама символическая структура воспроизведения голоса (музыки), совпадающая с неровной линией Пути. Посох вычерчивает по дороге те же линии, что и игла в своем певучем движении по крутящейся пластинке. «Линия - смена мгновений и жизнь во мгновении…», - пишет Белый. Греч . gramme - «линия» (grammata - «буква») как знак темпоральности исходно противостоит сущности, как началу неизменному. Однако, по словам того же Белого, сама линия требует круга: «Вызывает в нас линия мысли о круге…», потому что «символ сущего - круг». Движение по кругу символизирует единство вечного и временного, сущности и существования. В пределе сам поэт-паломник мыслится как игла, тело-игла, превращающее географию - в геоглоссию.

Сегодня мы разберем произведение «Адмиралтейская Игла» - стих Пушкина Александра Сергеевича. Однако для начала скажем пару слов об авторе. Пушкин создал превосходные стихотворения, мудрые поэмы, чудесные сказки, исторические драмы и романы.

Город на Неве

«Адмиралтейская игла» - стих, который переносит читателя в Санкт-Петербург девятнадцатого столетия. Здесь поэт провел большую часть жизни, целых 26 лет. Город на Неве трудно понять без Пушкина. И поэта невозможно представить без Санкт-Петербурга. Экипаж привез Пушкина к дому на Мойке около Невского проспекта в конце июля 1811 г.

Медный всадник

Пушкину настолько понравился город, что он ему посвятил множество произведений. Среди них и поэма «Медный всадник». «Адмиралтейская игла» - это отрывок именно из этого произведения. Поэма была написана в Болдине в 1833 году (с 6 по 31 октября). У нее есть второе название - «Петербургская повесть». Произведение состоит из 2-х частей. При жизни автора лишь вступление увидело свет. возведенный на территории назвали «Медным всадником» после появления поэмы, ведь ее главным героем выступает этот монумент. Петербург - это уникальный город, поскольку в нем по сей день сохраняются виды, которыми мог любоваться Пушкин.

«Адмиралтейская игла» - в котором Пушкин выражает свое восхищение творением Петра Великого. Описывает стройные, строгие улицы. Вспоминает о Неве. Адмиралтейская игла названа автором светлой. В произведении описывается дивный узор чугунных оград города, удивительный блеск неповторимых белых ночей. Далее автор обращается к зиме, наполненной бегом санок и румяными лицами. Вспоминает поэт и о местных балах, отмечая их шум и великолепие. Кроме того, этот город назван автором военной столицей. Поэт говорит о выстрелах пушек в честь великих тожеств, а также победе над врагами. Автор подчеркивает, что творение Петра так же непоколебимо, как и сама Россия.

Анализ

Теперь попытаемся подробнее разобрать отрывок «Адмиралтейская игла». Особо обращает на себя внимание течение реки. Оно может быть тихим или бурным, медленным или быстрым. Поэт же находит иную форму. У него Нева имеет «державное» течение, укрепленное берегами из гранита. Автор таким образом подчеркивает величественность и могущество этой неудержимой реки. Передает архитектурное настроение города и чугунный узор оград, отмеченный автором. Поэт рисует и удивительную картину задумчивых ночей с безлунным блеском и прозрачным сумраком. Речь о коротком темном времени суток в летнее время. На это следует обратить особое внимание, поскольку белые ночи - это уникальное явление. Есть в произведении и сам автор, в приглушенных, но невероятно выразительных тонах он рассказывает, как в комнате своей в такие моменты читает и пишет без лампады. Адмиралтейская игла появляется в следующей сцене. Пушкин видел в городе необычайную красоту и при этом подчеркивал, что ее создали люди. Однако говорит автор и о естественной прелести города на Ниве, которой его одарила природа. Последняя выразительная картина - озаренные ночные небеса, где зори, сменяя одна другую, спешат развеять тьму ночную. В интересующем нас стихотворении - отрывке поэмы - всего 16 строк. В них автор поместил по меньшей мере 7 картин милого сердцу города. Можно сказать, что в этом месте жила часть души поэта. Стихотворение лучше всего читать неторопливо, позволяя слушателям насладиться каждым словом и увидеть прелесть города. Для полного понимания сути произведения следует разобрать значение нескольких имеющихся там слов, которые сегодня редко употребляются или совсем ушли из речи. В стихе упоминается лампада - это небольшой сосуд, снабженный фитилем. Его наполняют маслом и обычно зажигают перед иконами. В Петербурге есть необычное Именно от него получило название данное стихотворение. Адмиралтейская игла - это золоченый шпиль, находящийся на этом здании. Встречается в строках и гранит, который относится к твердым горным породам. Упоминается в стихотворении и чугун - распространённый вид металла. Вот мы и разобрали стихотворение, которое создал Александр Сергеевич Пушкин - «Адмиралтейская игла».

Главное Адмиралтейство в Санкт-Петербурге

Адмиралтейство (здание Главного Адмиралтейства) - комплекс зданий, в которых раньше располагалось Главное адмиралтейство Российской империи. Расположено на 2-м Адмиралтейском острове в Санкт-Петербурге, считается одним из шедевров архитектуры, памятником русского классицизма.

Кораблик на шпиле здания рассматривается как один из символов города наряду с Медным всадником и контурами разведенного Дворцового моста на фоне Петропавловского собора.

Изначально Санкт-Петербургское адмиралтейство строилось как верфь по чертежам, подписанным самим Петром I. Санкт-Петербургское адмиралтейство было заложено 16 (5) ноября 1704 года, об этом сохранилась следующая запись:
Заложили Адмиралтейский дом и веселились в остерии и веселились, длина 200 сажен, ширина 10 сажен.

Подготовительные работы были закончены в рекордно короткий срок, и в начале 1705 года на верфи были построены основные постройки и на эллиннгах были заложены первые корабли.

В условиях войны необходимо было защищать верфь, поэтому в 1706 году адмиралтейство представляло собой крепость. Оно было ограждено земляным валом с пятью земляными бастионами. По периметру были прорыты рвы, заполненные водой, насыпь гласиса и эспланада - обширный луг для обзора местности обстрела в случае внезапного нападения противника. В первой постройке была реализована вертикальная доминанта с металлическим шпилем. Свободное от построек пространство простиралось до современной Малой Морской улицы.

10 мая (29 апреля) 1706 года состоялся первый спуск корабля на воду - был построен прам с 18 пушками.

Адмиралтейство на гравюре 1716 года

Канал вокруг адмиралтейства носил не только оборонительную функцию, но и транспортную - по нему доставлялся строевой лес из Новой Голландии и другие стройматериалы. Он был интегрирован в сеть городских каналов, соединяясь с Адмиралтейским каналом. Канал был засыпан в 1817 году.

В 1711 году была произведена первая перестройка адмиралтейства. В ходе работ над воротами был установлен шпиль с корабликом, водружённый голландским мастером Х. ван Болосом. Под корабликом на шпиле укреплён позолоченный шар, внутри которого находится круглая кубышка из чистого золота. В ней помещены все образцы золотых монет, отчеканенных в Санкт-Петербурге с момента его основания. Этот шар никогда не вскрывался, так как секрет поворота одной из его половин в нужную сторону безвозвратно утрачен.

Кораблик на шпиле Адмиралтейства - один из символов Санкт-Петербурга

Оригинальный кораблик простоял на шпиле до 1815 года, и во время ремонта был заменён на второй кораблик. При этом оригинальный кораблик Фон Болоса был утерян. Второй кораблик простоял 71 год, и в 1886 году при очередном ремонте шпиля был снят и заменён на точную копию. Второй кораблик помещён в экспозицию Военно-морского музея. Вес кораблика - 65 кг, длина - 192 см, высота - 158 см.

Здание Адмиралтейства производило серьёзное впечатление на жителей той эпохи. Сохранилось описание этой аллеи камер-юнкера в свите герцога Карла-Фридриха Голштейн-Готторпского (запись в дневнике от 23 июня (4 июля) 1721 года):
На Адмиралтействе, красивом и огромном здании, находящемся в конце этой дороги, устроен прекрасный и довольно высокий шпиц, который выходит прямо против проспекта .

Есть мнение, что прообразом кораблика Адмиралтейства стал первый русский военный корабль - фрегат «Орёл», построенный в 1667-1669 годах по указу Алексея Михайловича. Это утверждение базируется на том, что ни один из построенных Петром до 1719 года кораблей ничего общего с корабликом на шпиле Адмиралтейства не имел.

Существует легенда, что три флага на мачтах кораблика были выполнены из чистого червонного золота, а в носовой части хранилась личная буссоль Петра I. Так же существует легенда, что кораблик повторяет силуэт первого корабля вошедшего в только что построенный порт Санкт-Петербурга.

В 1732-1738 годах архитектор И. К. Коробов построил каменное здание Адмиралтейства. Зодчему удалось, сохранив прежний план, придать сооружению монументальность, отвечавшую его градообразующей функции. В центре, над воротами, была построена стройная центральная башня с позолоченным шпилем, иногда называемым «Адмиралтейская игла». На 72-метровую высоту был вознесён кораблик-флюгер, и на этой позиции он находится до наших дней.

Башня адмиралтейства. Архит. И. Коробов. 1730-е гг. Реконструкция

В 1740-х годах это пространство вокруг Адмиралтейства использовалось для военных учений и как пастбище для скота. По праздникам Адмиралтейский луг становился местом общегородских гуляний, ярмарок; здесь устанавливали карусели, балаганы, катальные горки.

Также было упорядочено пространство вокруг адмиралтейства: в 1760-х годах архитектором А. В. Квасовым были определены границы центральных площадей, окружающих здание Адмиралтейства.

До середины XVIII века пространство к югу от адмиралтейства именовалось Адмиралтейским лугом. На Адмиралтейском лугу проходили учения солдат и устраивались народные гулянья.

Адмиралтейство на картине Б. Патерсена. 1803 год

Адмиралтейство в 1810-х, с литографии Барта

В 1806-1823 годах архитектор А. Д. Захаров блестяще решил эту задачу. Идеей нового облика здания стала тема морской славы России, могущества русского флота. Захаров перестроил адмиралтейство почти полностью, оставив лишь изящную башню со шпилем. Фортификационные сооружения у верфи были уничтожены, на их месте разбит бульвар (сейчас на этом месте расположен Александровский сад).

Александровский сад и Адмиралтейство

Сохранив конфигурацию плана уже существовавшего здания, Захаров создал новое, грандиозное (протяжённость главного фасада 407 м) сооружение, придав ему величественный архитектурный облик и подчеркнув его центральное положение в городе (как уже говорилось выше, главные магистрали сходятся к нему тремя лучами). Архитектурный ансамбль Адмиралтейства состоит из двух П-образных в плане корпусов (внешнего и внутреннего). Между ними проходил Адмиралтейский ров. Внешний корпус занимали административные учреждения морского и речного флота России, а во внутреннем по-прежнему были производственные мастерские.

В центре здания - монументальная башня со шпилем (архитектор И. К. Коробов), окружённая колоннадой в средней части, ставшая символом города. Основание башни прорезано аркой, а на флангах средней части установлены 12-ти и 6-колонные портики. Они повторяются на боковых фасадах. Павильоны, обращённые к Неве, перекликаются с основанием центральной башни и увенчаны флагштоками с изваяниями дельфинов. Строгий ритм членений придает композиции Адмиралтейства особую цельность. Композиция двух крыльев фасада, симметрично расположенных по сторонам башни, построена на сложном ритмическом чередовании простых и чётких объёмов (гладкие стены, сильно выступающие портики, глубокие лоджии).

Особое место в архитектурном решении Адмиралтейства занимает скульптура. Во фронтонах боковых портиков - рельефы, изображающие греческую богиню правосудия Фемиду, награждающую воинов и ремесленников. В создании скульптур принимали участие С. С. Пименов, В. И. Демут-Малиновский, А. А. Анисимов. Центральную арку фланкируют стоящие на высоких постаментах статуи нимф, несущих глобусы (скульптор - Ф. Ф. Щедрин). Над аркой - парящие Славы и аллегорический барельеф «Заведение флота в России» (ск. И. И. Теребенев). На углах первого яруса - фигуры античных героев: Александра Македонского, Ахилла, Аякса и Пирра. Над колоннадой - 28 скульптурных аллегорий: огня, воды, земли, воздуха, четырёх времен года, четырёх стран света, музы астрономии - Урании и покровительницы корабельщиков-египетской богини Изиды и др. Декоративные рельефы органично соотносятся с крупными архитектурными объёмами, пристенные скульптурные группы подчёркивают в грандиозно развёрнутых фасадах живую человеческую меру. Скульптуры Адмиралтейства не просто указывают на функциональное назначение здания, они утверждают образ России как морской державы.

Внутри, в интерьерах Адмиралтейства (сохранились вестибюль с парадной лестницей, зал собраний, библиотека) суровая строгость монументальных архитектурных форм смягчена обилием света и исключительным изяществом отделки.

Адмиралтейство (внутри)

Строительство парусных кораблей на Адмиралтейской верфи продолжалось до 1844 года В дальнейшем в здании остались только учреждения флота: Морское министерство, Главный морской штаб, Главное гидрографическое управление, Адмиралтейский собор. В 1709-1939 годах в нём размещался Военно-морской музей.

С 1925 года в здании находится Высшее военно-морское училище им. Ф. Э. Дзержинского. До конца 2008 года там же находился и штаб Краснознаменной Ленинградской военно-морской базы.

В пост-советское время неоднократно возникали различные проекты по новому использованию помещений адмиралтейства. Так в 2006 году выдвигалось предложение переместить сюда, на ограниченную площадь, Центральный военно-морской музей, в здании которого правительство Санкт-Петербурга планировало открыть нефтяную биржу. Осенью 2007 года появилось предложение разместить в адмиралтействе командование Военно-морского флота после окончания ремонта в Адмиралтействе.

Интересные факты

Адмиралтейская игла запечатлена на медали «За оборону Ленинграда» и на знаке, вручавшемся выпускникам Ленинградского механического института.

При золочении Адмиралтейского шпиля в 1977 году в шар под корабликом, где установлен специальный ларец, положили проект Конституции СССР.

Узнайте еще больше про Санкт-Петербург: