В творчестве Маяковского сочетаются лучшие традиции русской классической литературы и новаторство поэзии социалистической эпохи.

Противники Маяковского пытались представить его нигилистом, обвиняли в пренебрежительном отношении к культурному наследию. Маяковский резко возражал против этих измышлений. В ответ на обвинение в «уничтожении классиков» он в 1930 году говорил: «Никогда я этим глупым делом не занимался...»

Отношение Маяковского к крупнейшим русским поэтам XIX века свидетельствует о том, как высоко он ценил великих мастеров классики.

Когда наша страна праздновала стодвадцатипятилетний юбилей со дня рождения Пушкина, Маяковский написал известное стихотворение - «Юбилейное» (1924) и в нем выразил свою глубокую любовь к великому поэту. «Я люблю вас, но живого, а не мумию!», - страстно восклицает Маяковский, протестуя против того «хрестоматийного глянца», который наводили на поэта псевдоученые педанты.

Высоко ценил Маяковский Лермонтова. Он защищал поэта от вульгарных критиков, высмеивал их попытки объявить его «индивидуалистом, потому-де, что в его поэзии «целые хоры небесных светил и ни слова об электрификации». В стихотворении «Тамара и Демон» Маяковский использовал образы лермонтовской поэзии.

Наследуя лучшие традиции классиков, Маяковский вместе с тем выступил как поэт-новатор. Для нового содержания он нашел новые средства художественного выражения. Художественное новаторство было рождено новой эпохой в развитии человечества - эпохой пролетарской революции. В борьбе пародов России за победу социализма сформировалась личность поэта. Революционная эпоха определила содержание и характер его лирики, своеобразие его поэтического стиля, столь органично сплавившего реалистическую точность и конкретность изображения с масштабностью поэтического видения мира.

Сближая поэзию с политикой, Маяковский поставил искусство на службу революции. Мастер политического плаката, газетного стиха, он необычайно широко и оригинально использовал в своем творчестве средства и приемы художественной условности. Его метафора не только подчиняется конкретному идейному замыслу, но и вбирает в себя важнейшие социальные ассоциации эпохи. Так, например, рождаются образы революции-потопа, а также развернутый образ «войска стихов». Свойственный стилю Маяковского гиперболизм становится политическим отражением характерного для революционной эпохи накала социальных столкновений и гигантского размаха социалистических преобразований страны. С невиданной ранее широтой Маяковский вводит в поэтический язык живую современную речь, социально-политическую фразеологию эпохи. В основе его поэзии лежит разговорная речь. «Большинство тона вещей построено на разговорной интонации», - писал Маяковский. He случайно многим своим стихотворениям он давал название: «разговор», «рассказ», «послание» и т.п. Чаще всего в произведениях Владимира Маяковского слышатся ораторские интонации поэта-трибуна, «агитатора, главаря».

Маяковский постоянно боролся против ложного представления, будто существует особый «поэтический язык», которым только и можно писать стихи. Он резко критиковал поэтов, которые писали на условно-поэтическом жаргоне.

С такой же энергией боролся против литературных штампов, избитых, омертвевших, ничего не говорящих выражений. Маяковский широко пользовался всеми богатствами русского языка. Когда это было нужно, поэт не пренебрегал старыми словами: архаизмами и славянизмами. Маяковский часто употреблял и неологизмы - слова, созданные им самим. Их особенность в том, что они создавались на основе общеупотребительных русских слов и всегда были ясны по своему смыслу: «Молоткастый, серпастый советский паспорт», «Я планов наших люблю громадье» и т.п. Как эти, так и другие неологизмы Маяковского имеют цель наиболее выразительно выявить содержание стихотворения, его смысл.

Очень большое значение в произведениях Маяковского имеет рифма. Ho поэт не удовлетворился старым способом рифмовки. Он часто рифмует слова, учитывая не только их окончания, но и предшествующие звуки, не только буквальные совпадения слогов, но и созвучия слов. Рифмы Маяковского исключительно разнообразны и выразительны.

Нужно сказать, что за послеоктябрьские годы советская поэзия выдвинула многие имена, занявшие место в одном ряду с крупнейшими поэтами прошлого. И можно смело утверждать, что за всю историю русской литературы не было еще такого периода, когда за сравнительно короткий исторический срок появилось бы такое обилие и разнообразие поэтических талантов. Плеханов и Сельвинский, Пастернак и Есенин, Луговской и Заболоцкий, Багрицкий и Прокофьев, Твардовский и Леонид Мартынов, Светлов и Асеев, Маршак и Антокольский - вот далеко не исчерпывающий список имен современников Маяковского, которыми мы можем гордиться. И это, несомненно, огромное богатство! Каждый из названных писателей - яркая самобытная поэтическая величина, каждый из них заслуженно может быть назван большим поэтом.

И среди этих поэтов мы выделяем Маяковского, называя его не только «большим», но и великим. Этот человек завоевал особое место даже среди лучших из лучших наших поэтов.

Маяковский впервые вошел в литературу с появлением манифеста "Пощечина общественному вкусу", в котором была изложена программа футуристов. Он не просто входит в литературу, а врывается, вносит в нее коренные изменения. В манифесте он называет футуристов "лицом нашего времени", излагает их предложение "сбросить Пушкина, Достоевского, Толстого и прочих с парохода современности". Говорит о том, что они объявляют "непреодолимую ненависть к существующему до них языку". Требует "увеличение словаря в его объеме произвольными и непроизвольными словами", создавая тем самым "словоновшество".

Футуризм оказал большое влияние на раннее творчество В. Маяковского. Как "словоновшество" поэт, используя традиционные способы образования слов, создает свои, новые формы: изъиздеваюсь, декабрый вечер, любеночек, наслезненные глаза, дождь обрыдал и другие. Коренное изменение внес Маяковский в технику русского стиха. Он установил новые методы рифмовки, которые близки к ораторскому слову. В своей статье "Как делать стихи?" Маяковский писал, что самое характерное слово он ставит в конец строки и подбирает к нему рифму. Маяковский нарушает так называемый силлабо-тонический стих, установленный реформой В. Тредиаковского в начале ХVШ века, и создает тоническое стихосложение, в котором длина стиха определяется количеством полноударных слов.

Маяковский использует лестничное строение стиха, где каждое слово - "ступенька" - имеет логическое ударение и несет определенную смысловую нагрузку. Употребляя, на первый взгляд, обычные лексические единицы, иногда с новыми формами образования, Маяковский сумел создать ошеломляющие метафоры: "грудь испешеходили", то есть исходили взад и вперед, вдоль и поперек. Часто ошеломляющая метафора разворачивается во всю строфу:

Вот - я, весь боль и ушиб.

Вам завещаю я сад фруктовый

моей великой души.

Практически в каждом произведении Маяковского в большом количестве содержатся метафоры - ошеломляющие, овеществляющие, развернутые; различные сравнения - "На цепочке Папомона поведу, как мопса" и другие, неологизмы, гиперболы, реже - прием контактного повтора ("Слава, Слава, Слава героям!!!") В тематике всех ранних произведений В. Маяковского есть нечто общее: человек большой любви, страсти, человек "для сердца" оказывается ненужным, неуместным, осмеянным. В них - крик боли, отчаяния, проклятия из-за лжи и подлости окружающего мира. Поэт в ожидании появления настоящего человека: "Опять, тоскою к людям ведомый, иду...". У поэта "тоска к людям", тяга к человеку; но вот, оглядываясь по сторонам, он видит, что перед ним вместо человека - какое-то странное существо, лишенное человеческого облика:

Два аршина безликого розоватого теста:

Хоть бы метка была в уголке вышита.

Нет лиц, нет людей - такова основная мысль многих стихотворений раннего Маяковского.

Через час отсюда в чистый переулок

вытечет по человеку ваш обрюзгший жир...

Жирные, лоснящиеся существа составляют массу окружающих. Если Блок в "Плясках смерти" писал: "Как тяжко мертвецу среди людей...", то о традиции молодого Маяковского можно сказать: как тяжело средь мертвецов живому. Экстраверт Маяковский обращается к людям, но не находит понимания. В этот период доля поэта - характерно обостренное чувство одиночества, близкое к лермонтовскому или есенинскому. Все чаще в ранней лирике проступают тюремные очертания, обозначается образ "жизнь - тюрьма", возникают ассоциации, несущие мысль о несвободе: бог, пойманный арканом в небе; городовые, распятые перекрестком. В стихотворении "Ко всему" этот образ разрастается до огромных размеров:

Вся земля - каторжник с наполовину

выбритой солнцем головой!

Жизнь в ранних стихотворениях Маяковского - несвободная, закованная, перечеркнутая тюремной решеткой.

Полжизни прошло, теперь не вырвешься...

Я в плену. Нет мне выкупа.

Оковала земля, окаянная.

Я бы всех в любви моей выкупал,

да в дома обнесен океан ее!

Жизнь заточена, "океан любви" обнесен в дома - такой предстает действительность в ранней поэзии Маяковского. Вместе с образом тюрьмы, "загона", закованной земли развивается в творчестве Маяковского другой образ, сначала трагически окрашенный, - образ солнца. Солнце у раннего Маяковского часто предстает в мрачном свете. Солнце - мучитель, проливающий кровь людей; солнце, едва просочившись в крохотную щелку, "как маленькая гноящаяся ранка", тут же прячется, тускнеет, побежденное мраком, теснотой. Солнце - "неб самодержец", жирный и рыжий, выезжающий "по тропам крыш". Раннему Маяковскому мерещились "косые скулы океана", он мечтал о необъятных просторах жизни. Образ океана, как и образ солнца в ранние годы творчества, внутренне скован, несвободен. Как солнце заслонено решеткой, так и океан зажат в тиски.

Любовь громадины, "сфинкса" Маяковского - грандиозная, великая:

Любовь мою,

Как апостол во время оно,

По тысячи тысяч разнесу дорог.

Поэт "прекрасно болен", у него "пожар сердца". В поэме "Облако в штанах" любовь необходима, она прекрасна, даже если приносит боль:

Сквозь жизнь я тащу

Миллионы огромных чистых Любовей

И миллион маленьких грязных любят.

Во "Флейте-позвоночнике" звучат ноты отчаяния; разрушение направлено на самого себя: "Все равно я знаю, я скоро сдохну". В стихотворении "Ко всему" Маяковский, называя себя "величайшим Дон-Кихотом" говорит:

Только в моем воспаленном мозгу была ты!

Была... Любовь уходит.

И в поэме "Война и мир" поэт боится оступиться, потерять оставшееся:

Оступлюсь - и последней любовишки кроха

навеки канет в дымный омут

В поэме "Человек" Маяковский - в пламени любви.

Только боль моя острей - стою огнем обвеет,

На несгорающем костре немыслимой любви.

Костер несгорающий, но любовь немыслима, а боль - все острей... И Маяковского бросает в другую стихию. Он переходит к теме искусства поэта, его творчества. Здесь поэт превозносит необузданность, свободу творческой фантазии. Во весь голос заявляет, что он не такой, как все, а фантазия его способна перевернуть весь мир:

Ноктюрн сыграть могли бы

На флейте водосточных труб?

Он - "бесценных слов мот и транжир". Поэт не защищен от грязи окружающего мира, которая взгромоздилась "на бабочку поэтиного сердца". В стихотворении "Эй" ясно видно, что фантазия поэта действительно не знает границ:

Эй! Человек, землю саму

зови на вальс!

Маяковский, в стихотворении "Поэт-рабочий", доказывает, что работа поэта такая же, как и работа токаря, нет разницы между техником и поэтом. Они равны.

Сердца - такие ж моторы.

Душа - такой же хитрый двигатель.

Главная, ведущая тема для молодого Маяковского - поэзия.

Я хочу одной отравы -

пить и пить стихи.

Поэзия поэта неразрывно связана с его жизнью.

Видите - гвоздями слов

прибит к бумаге я.

Оценивая свое творчество как что-то высшее, нечеловеческое, поэт пишет:

Забуду год, день, число.

Запрусь одинокий с листом бумаги я,

Творись, просветленных страданием

слов нечеловечья магия.

Поэзия Маяковского - "нечеловечья магия".

Мы никогда не были беспочвенны­ми авангардистами…

В. Маяковский

НОВАТОРСТВО В. МАЯКОВСКОГО. Мне кажется, что о новаторстве Маяковского следует начинать говорить с того, что его корни не только в фольклоре и классичес­кой русской поэзии, но и очень солидной частью в новаторстве жи­вописцев начала двадцатого века. Известно, что поэт и сам был та­лантливым художником и живописцем.

Такие передовые художники, как Малевич, Кандинский, Пи­кассо, в своих поисках новой формы на холстах близки творческим поискам словесной формы Маяковского. Но для Маяковского поиск формы не был самоцелью. Вспомним его выражение на этот счет: Если сотню раз разложить скрипку на плоскости, то ни у скрипки не останется больше плоскостей, ни у художника не останется неис­черпанной точки зрения на эту задачу*. Показательна и его крити­ка исканий новой формы Хлебниковым. Маяковский говорил: «Хлебников - поэт для производителя». Корни новаторства Мая­ковского можно обнаружить и в смежных областях искусства, на­пример в кинематографе. Он любил делать свои стихи методом мон­тажа, работая со словом, как с кинолентой.

Его новаторский поиск новой формы в большой степени опреде­лила революция. Это было ново в России. Этой новой реальности должна была, по убеждению Маяковского, соответствовать и поэ­зия. Естественно, в его стихах появились новые интонации, агрес­сивные нотки, вызывающие позы.

Его прошлое окружение не могло взять в толк, почему Маяков­ский « продался большевикам». Они не понимали главного: поэт сам был большевиком по сути. В конце концов сошлись на ярлыке «попутчик», с которым Маяковский уже не расстался до конца своих дней.

В страстном поиске новых форм Маяковский, по-моему, сам не заметил, как под конец своей творческой и жизненной стези вер­нулся, вернее, почти вернулся к своим корням - Пушкину, Некра­сову, Лермонтову. Показательно, на мой взгляд, движение в сторо­ну классики в стихотворении «Мелкая философия на глубоких мес­тах»:

Превращусь

не в Толстого так в толстого, - ем:

от жары балда.

Кто над морем не философствовал?

Над морем философствовали как раз его учителя. Маяковский почувствовал необходимость гармонии, потому что погоня за дис­гармонией дала плачевные результаты: резкая критика властей, не­приятие многих товарищей по делу, всевозможные ограничения. На море же поэта и в самом деле посещает гармония, которую в свое время знал Пушкин. Разговор с морем вел уже настоящий ве­ликий русский художник:

Я родился, рос,

кормили соскою, -

стал староват…

Вот и жизнь пройдет, как прошли Азорские острова.

Но поэту не хватило времени для переосмысления своего твор­чества. Мысли его были еще заняты переустройством мира. Он хотел присоединить поэзию к государству, чтобы необходимость поэзии была приравнена к необходимости штыка. Чтобы она крича­ла со всех эстрад. Из всего сбылось только последнее: в 60-х годах поэзия исполнила заветы Маяковского, но долго на эс траде продер­жаться не смогла. Мне кажется, что поэзия вообще - дело уеди­ненное и в высшей степени традиционное, поэтому новаторство в поэзии, на мой взгляд, может реализоваться только в свежести чув­ства, а не форм. То есть когда поэты физически преодолеют «земное притяжение» и окажутся далеко от родной планеты в совершенно ином пространстве. Но это - в будущем, а пока:

Послушайте!

Ведь, если звезды зажигают - значит - это кому-то нужно?

2. Новаторство поэзии В.Маяковского..

Б. Эйхенбаум писал: «История поставила перед Маяковским задачу огромной важности и трудности. Он должен был изменить не только поэзию, но и самое представление о ней и о поэте, что было, пожалуй, еще трудней."Борьбу за изменение традиционных взглядов на поэта, поэзию и ее роль, ее задачи Маяковский начинает уже в самом начале своего творчества.» (1)

В поэме "Облако в штанах " (1914-1915 гг.) Маяковский восклицал:

Слушайте!

Проповедует,

мечась и стеная

сегодняшнего дня крикогубый Заратустра!"

Как пишет Эйхенбаум: "Это был уже вызов традиции.…крикогубый Заратустра" - это "пророк", но не жрец…Действительно, поэт у Маяковского - пророк, но пророк не высшей силы, как у Пушкина, а пророк нового времени:

Где глаз людей обрывается куцый,

Главой голодных орд,

В терновом венце революций

Грядет шестнадцатый год.

А я у вас - его предтеча …

С самого начала обрушивается Маяковский на поэтов, которые "…выкипячивают, рифмами пиликая, из любовей и соловьев какое-то варево." Маяковскому противна замкнутость поэтов в своем маленьком мирке, когда им была "красота великолепного века вверена …", противна конфеточная сладость их поэзии.

Господа поэты, неужели не наскучили

пажи, дворцы, любовь, сирени куст вам?

Если такие, как вы, творцы-

Мне наплевать на всякое искусство."

Такие поэты были "немасштабны", мелки для Маяковского, и с такой лирикой он боролся всю жизнь:

Нами лирика в штыки неоднократно атакована…

Не думаем, однако, чтобы он был совершенно против лирики. Просто и в эту область поэзии поэт внес свой громадный масштаб, силу и энергию стиха. ("Послушайте!")

И, надрываясь

В метелях полуденной пыли

Врывается к богу,

Боится, что опоздал,

Целует ему жилистую руку,

Чтоб обязательно была звезда! -

Клянется -

Не перенесет эту беззвездную муку!…

Чем духовно сильнее человек, тем сильнее воспринимается неожиданно прорвавшаяся боль, но тем сильнее и его борьба. Поэзия Маяковского - это всегда борьба, борьба "за" и "против": против "старья", старой поэтической системы, старого понимания поэзии, за новое, новое во всем, за обновленье мира. В статье "Как делать стихи?" Маяковский писал: "Слабосильные топчутся на месте и ждут, пока событие пройдет, чтоб его отразить, мощные забегают на столько же вперед, чтоб тащить понятное время." Это утверждение было бы невозможно без той веры в силу слова, с которой Маяковский пришел в поэзию. Он первый внес в поэзию представление о слове, как об оружии:

Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо…

Без веры в силу слова не было бы поэзии Маяковского, не было бы и самого Маяковского. Не было бы и таких понятий как "социальный заказ", и "целевая установка". В статье "Как делать стихи?" поэт отмечает: "Я пишу о своей работе …". Понимание поэзии как работы было принципиально новым. Цель этой работы определялась "классом и требованиями борьбы". В той же статье Маяковский пишет: "Например, революция выбросила на улицу корявый говор миллионов, жаргон окраин полился через центральные проспекты. Это новая стихия языка. Как его сделать поэтическим?" ("Улица корчится безъязыкая").

Нужен был новый стиль и новый жанр. Поэт обращается к окнам РОСТА. "Это - не только стихи … Это протокольная запись труднейшего трехлетия революционной борьбы, переданная пятнами красок и звоном лозунгов. Это - моя часть огромнейшей агитработы окон сатиры РОСТА. Пусть вспоминают лирики стишки, под которые влюблялись. Мы рады вспомнить и строки, под которые Деникин бежал от Орла," - писал Маяковский.

Мы не рассматриваем здесь то новое, что вошло в поэзию с окнами РОСТА, потому что "честь" открытия этой формы принадлежит не Маяковскому. Сама по себе форма: шаржированный, карикатурный рисунок с поясняющей подписью - была не нова. Принципиально новыми были - ориентация на массы и агитационный их характер, чем был обусловлен и стиль окон. РОСТА. Но Маяковский стал работать в РОСТЕ после того, как увидел подобный плакат на улице. Маяковский, как никто из поэтов выразил свое время, полное пафоса творения нового мира и веры в будущее. Это время было в нем. Он жил и дышал им, судьба страны, судьба времени стала его судьбой:

Это было с бойцами или страной,

Или в сердце было в моем.

И именно поэтому Маяковский, может быть сам того не подозревая, выполнил еще одну очень важную историческую миссию, возложенную на него. "Он должен был, - писал Эйхенбаум, - избавить русскую поэзию от противоречия "гражданской" и "чистой" поэзии, противоречия поэта-гражданина и поэта-жреца…Маяковский вовсе не гражданский поэт в узком смысле слова: он создатель новой поэтической личности, нового поэтического Я, ведущего к Пушкину и Некрасову и снимающего их историческую противоположность, которая была положена в основу деления на "гражданскую" и "чистую" поэзию. Маяковским снята сама эта противоположность", потому что, в его поэтическом Я общественное и личное стало нераздельным". Отсюда своеобразие жанра таких поэм, как "Владимир Ильич Ленин" и "Хорошо!": лиро-эпический. Маяковский задумывался не только над судьбой своей страны, но и над судьбой всего мира. Мало того, мысль о судьбах всего человечества была не просто доступна поэту, она стала для него привычной, он не мог и не хотел уйти от нее. Своим творчеством Маяковский наиболее полно воплотил мысль Л. Н. Толстого о том, что "человек, живя в этом мире, должен…признавать себя членом всего человечества"; "чтобы то новое, что он <писатель> видит, было важно для людей, он должен жить не эгоистической жизнью, а принимать участие в общей жизни человечества." Маяковский писал:

Я разницу стер

Между лицами своих и чужих.

Стихотворный жанр Маяковского возник как своеобразный монолог поэта, обращающегося к слушателям. И это не случайно. Маяковский начал именно с монологов, потому что часто слушателей-то не было. В дооктябрьском творчестве ощущается страшное одиночество поэта. Диалог с читателем возникает только после Октября. У Маяковского есть как бы три вида монологов. Во-первых, есть стихи (например, "Приказы по армии искусств"), где поэт стоит лицом к лицу с теми, к кому он обращается: "Довольно шагать, футуристы, в будущее - прыжок!", или:

Встаньте, товарищи,

Прошу подняться.

Это лишь имитация разговора с аудиторией. В первом случае - это, скорее, воззвание, а во втором - речь у микрофона, без ожидания реакции зала. Хотя, вполне возможно, что это тенденциозный подход.

Во-вторых, поэт иногда повернут к читателю только в вполоборота, потому что формально его речь обращена к собеседнику, находящемуся "в стихе". ("Юбилейное", "Сергею Есенину", "Разговор с фининспектором о поэзии ") Монолог-беседа, в отличие от монолога-речи, намного легче и свободнее; приближается к разговорной речи. (Уже возникает диалог, но пока не с читателем):

Гражданин фининспектор!

Простите за беспокойство.

Спасибо…

Не тревожьтесь…

Я постою…

И, в-третьих, это монолог-размышление, почти внутренний монолог, но все же выговариваемый вслух (пр. "Мелкая философия на глубоких местах", "Домой"). Он характерен свободой и непринужденностью развития мысли. Несомненно, что по форме - лирический жанр. Но лирика Маяковского особая, она не замкнута в себе, не прячется от мира, и, наоборот, жаждет реакции, отклика. Например, в разговоре с фининспектором Маяковский вдруг обращается к читателю:

А если вам кажется, что всего делов -

Это пользоваться чужими словесами,

То вот вам, товарищи, мое стило,

И можете писать сами.

Это лирика, в поле внимания которой человек (лирический герой) во взаимоотношениях с окружающим миром.

"Это не лира вам!" - говорил Маяковский про свои стихи. Эйхенбаум в статье "Трубный глас" писал: "Маяковский никогда не касался лиры - куда она ему! У него руки не так сделаны. Она сломалась бы при первом его прикосновении. Он громогласен от природы. И вот это - самое важное…настало время, когда поэт мыслит себя громогласно кричащим их (стихи) в тысячеголовую толпу. Где уж тут думать о тонкостях ритма, звуковых сочетаний, о законченности фраз и точности рифм! Надо, чтобы долетало в самый конец этого огромного зала, в котором мыслит себя поэт.

Это очень важно. Это - переворот. Другой стих, другая поэтика, другой словарь - все заново.

И вот - новая запись стихов: не по строкам, а по дыханию, потому, что каждое слово надо кричать полной грудью… строки располагаются не по схеме, а по произношению (партитура для чтения).

Таков ритм - такова и рифма. Она появляется у Маяковского только там, где нужна, где должна быть, а природа ее - новая. Она вся в ударном слоге, потому что только этот слог и долетает до последнего уха последнего слушателя, а Маяковский- всегда перед толпой, никогда не в кабинете. Он рифмует "грязь вы " и "разве", "напрасно вам" и "праздновать". Так как " рифма вся в ударном слоге", то большое значение имеет звукопись (особенно аллитерация):

Город грабил, греб, грабастал,

Глыбил пуза касс,

А у станка худой и горбастый

Вставал рабочий класс…

Футуристы не первыми начали активно применять аллитерацию. Но у них она лишена благозвучия.

Громоздите за звуком звук вы

И вперед поя и свища.

Есть еще хорошие буквы:

Эр, Ша, Ща.

У Маяковского есть даже стихотворение с аллитерацией в заглавии" Шумики, шумы, шумища" (" …на шепоте подошв " - наглядный пример аллитерации). Или:

…а в ваших душонках поношенный вздошек …

(трагедия "Вл. Маяковский")

…Выдумавшие каши, бифштексы, бульоны

И тысячи блюдищ всякой пищи.

(" Гимн обеду")

… лужами сжатый жулик…

… в хорах архангелова хорала…

(" Облако в штанах") и т.д.

Маяковский возродил эхо-рифму, впервые применив ее для окон Роста:

Если Врангеля и пана добьем,

мир будет тогда?

В усложненной форме она появляется во второй главе поэмы "Хорошо!":

чтоб землю

В ранних стихотворениях Маяковского встречаются разорванные рифмы такого же типа, как у Эдгара По, Бодлера и Анненского:

Угрюмый дождь скосил глаза.

Решеткой

железной мысли проводов-

встающих звезд

легко оперлись ночи…

В дальнейшей своей поэтической работе М. применил 1

Теперь и мне на запад!

Буду идти и идти там,

пока не оплачут твои глаза

Набранного петитом.(" В. и м.")

Второй тип - "разнесенная" рифма: начало и конец одной строки рифмуется с концом другой:

Последний на штык посажен

Наши отходят на Ковно,

На сажень

человечьего мяса нашинковано.("В. и м.")

И, наконец, третий тип - "спрятанная" рифма, когда начальное или серединное слово одной строки рифмуется с концом другой:

Раздражало вначале:

ни угла ни одного,

ни к чаю газет.

Постепенно вживался небесам в уклад.

Выхожу с другими глазеть.

("Человек")

Возможны и случаи совмещения различных рифм. В статье "Как делать стихи" М. писал: "Я всегда ставлю самое характерное слово в конце строки и достаю к нему рифму во что бы то ни стало. В результате. Моя рифма почти всегда необычайна и уже во всяком случае до меня не употреблялась, и в словаре рифм ее нет."

После революции в русский язык вошло множество новых слов. Маяковский существенно расширил словарный состав поэтического языка, ввел в него политическую и революционную лексику, "говор миллионов"; широко использовал неологизмы. Он считал, что "новизна в поэтическом произведении обязательна." И действительно, у него очень много неологизмов: серпастый, молоткастый, крикогубый и т.д Часто применял метафоры:

…у меня изо рта

шевелит ногами непрожеванный крик.

С небритой щеки площадей

Стекаю ненужной слезой я…

На ресницах морозных сосулек

Слезы из глаз-

Из опущенных глаз водосточных труб.

Иногда поэт использует прием буквализированной метафоры: например, в поэме "Облако в штанах" он поразительно обыгрывает выражение "расходились нервы":

Тихо, как больной с кровати,

Спрыгнул нерв…

Теперь и он, и новые два

мечутся отчаянной чечеткой.(1)

Новаторство в поэзии Маяковского напрямую связано и с чтением его стихов вслух. Проблеме чтения стихов поэта в настоящее время посвящено немало научных работ, хочется же отметить главное, что также говорит о новаторстве в поэзии. Известны требования, предъявляемые Маяковским истинному поэту - его атрибутами должны быть сильный голос, звуковое давление на публику, некая "площадность". Сам Маяковский этим критериям отвечал полностью благодаря своему сильному голосу, благодаря любви к публичным выступлениям. Однако другие обвиняются им в непоэтичности именно по этим признакам. Поэтическое новаторство для Маяковского напрямую соотносится с голосом, более того, подчеркиваются неизбежные проблемы, связанные с телесностью, голосовым аппаратом. Показателен параллелизм: одежда - имена, тело - вещь, голосовой акт - акт протеста, новаторства, нечто бунтарское. Отказ от избитых, "изношенных" имен вещей имеет глубокие футуристические корни - это словотворчество Хлебникова, см. также фразу Крученых о том, что цветку, обозначаемому словом "лилия", гораздо больше подходит имя "эуы".(2) Но есть и другая особенность процитированного фрагмента. В поэтическом мире Маяковского футуристическое вклинивание между означаемым и означающим, обнажение тела вещи, порождает коллизию в самом теле, сопровождающуюся кризисом голоса. Как объект несет в себе возможность имени, так тело несет в себе возможность одежды. См. обратное:

(1) Эйхенбаум Б. М. О поэзии. М.: Сов. писатель, 1987. - С. 297-300..Впервые: Эйхенбаум Б.М. Традиции гражданской поэзии [О Маяковском] // Известия. 14 апреля 1940 г. - С.4.

(2) Черемин Г.С. Путь Маяковского к Октябрю М., 1975

Я сошью себе черные штаны

Отказ от одежды - это бунтарский акт новаторства голоса, двусторонняя природа которого соотносится как с названием, так и с криком, т.е. с называнием себя. Мы в данном исследовании не ставили целью разобраться в этих новшествах досконально, но упомянуть о них стоит, поскольку тяга поэта к публичным выступлениям известна. Знаем мы и то, что перед смертью Маяковский часто терял голос, что очень угнетало его.

3. Трагизм судьбы поэта.

Говоря о новаторстве в поэзии, нельзя не сказать и о заблуждениях поэта, связанных прежде всего с тем, что В.В.Маяковский - продукт эпохи революции 1917 года. Он искренне верит в ее идеалы и поэтому стихи его всегда политизированы. Критики часто разделяют дореволюционное и послереволюционное творчество поэта. Это не всегда правильно.

Реальный Маяковский никак не укладывается в схему, суть которой выразил в статье 1936 года авторитетный в ту пору литературовед И.Луппол: “Октябрьская социалистическая революция вызвала Маяковского к новой жизни, она как бы поставила его на рельсы, с которых он уже не сходил”. Страстное, неотступное стремление в будущее связано у Маяковского с тем, что многое в сегодняшней жизни он не принимал. Он по-прежнему “всей нынчести изгой” (“Про это”, 1923). По-прежнему звучат в его стихах мотивы мировой скорби: “Для веселия планета наша мало оборудована”, “Это время трудновато для пера” (“Сергею Есенину”, 1925). Не оставляет его чувство одиночества:

Пронзительно грустны иронические строки в элегическом стихотворении 1925 года “Мелкая философия на глубоких местах”:

Годы -- чайки.

Вылетят в ряд -

и в воду -

брюшко рыбёшкой пичкать.

Скрылись чайки.

В сущности говоря,

где птички?

Я родился,

кормили соскою, -

стал староват...

Вот и жизнь пройдёт,

как прошли Азорские

Всего тридцать два года было поэту, когда он написал это стихотворение. Мысль об уходящей жизни, предчувствие приближающейся смерти не отпускают его. Они возникают и в стихотворении 1926 года “Разговор с фининспектором о поэзии”:

с годами изнашиваешь.

В архив,

исписался,

Всё меньше любится,

всё меньше дерзается,

и лоб мой

с разбега крушит.

Приходит

страшнейшая из амортизаций -

амортизация

сердца и души.

Вечные, не связанные со злобой дня, не диктуемые агитпропом и социальным заказом темы возникали в стихах Маяковского не “по мандату долга”. Они звучали диссонансом в советскую эпоху казённого жизнеутверждения. Тогда требовалось совершенно иное. Вот как формулировал эти требования Николай Тихонов в своём выступлении на I съезде писателей: “Новое человечество отвергло за ненадобностью тему мировой скорби. Мы стремимся стать мастерами не мировой скорби, а мировой радости”.

Маяковский по природе своей был трагическим поэтом. О смерти, о самоубийстве он писал, начиная с юности. “Мотив самоубийства, совершенно чуждый футуристической и лефовской тематике, постоянно возвращается в творчестве Маяковского, - заметил Р.Якобсон в статье “О поколении, растратившем своих поэтов”. - Он примеривает к себе все варианты самоубийства... В душе поэта взращена небывалая боль нынешнего времени”. Мотив смерти, самоубийства звучит у Маяковского как вечный, общечеловеческий. Здесь он свободный поэт, нет у него никакой агитационной, дидактической, прагматической цели, он не связан ни групповыми обязательствами, ни полемикой. Стихи его глубоко лиричны, по-настоящему раскованны, в них он действительно рассказывает “о времени и о себе”.

Внутренняя свобода, истинное вдохновение одушевляют стихи Маяковского о любви (они, безусловно, принадлежат к вершинным достижениям любовной лирики XX века), о революции, о поэзии. В этих стихах он большой поэт, “великолепный маяк”, как сказал о нём Е.Замятин, в его творчестве слышен “грозный и оглушительный” гул могучего исторического потока. Такой мощности голос у Маяковского, что, не напрягая его, он обращается к вселенной, к мирозданью:

Ты посмотри, какая в мире тишь

Ночь обложила небо звёздной данью.

В такие вот часы встаёшь и говоришь

векам, истории и мирозданью...

Самые проникновенные строки Маяковского, трагический нерв его поэзии - в великой, опьяняющей мечте о будущем счастливом человечестве, которое искупит все сегодняшние грехи и преступления, о будущем, где бед и страданий не будет. В поэме “Про это” он обращается к учёному, который в далёком будущем сможет воскресить людей, подарить им новую, исполненную счастья жизнь:

тридцатый век

обгонит стаи

сердца раздиравших мелочей.

Нынче недолюбленное

наверстаем

звёздностью бесчисленных ночей.

Воскреси

хотя б за то,

ждал тебя, откинув будничную чушь!

Воскреси меня

хотя б за это!

Воскреси -

своё дожить хочу!

Энергия и сила упругой, мощной строки Маяковского питается этой верой. Последние написанные им строки - о силе свободного слова, которое дойдёт до потомков через головы правительств:

Я знаю силу слов, я знаю слов набат,

Они не те, которым рукоплещут ложи

От слов таких срываются гроба

шагать четвёркою своих дубовых ножек.

Бывает, выбросят, не напечатав, не издав.

Но слово мчится, подтянув подпруги,

звенят века, и подползают поезда

лизать поэзии мозолистые руки.

Поистине это “стих, летящий на сильных крыльях к провиденциальному собеседнику” (О.Мандельштам).

Каким бы спорным и противоречивым ни представлялось сегодня творчество Маяковского, он был и остается одним из величайших русских поэтов. Мандельштам включал Маяковского в число тех русских поэтов, которые даны нам “не на вчера, не на завтра, а навсегда” (“Выпад”, 1924). Цветаева тоже считала, что Маяковский - поэт не только своего века, она писала: “Своими быстрыми ногами Маяковский ушагал далеко за нашу современность и где-то за каким-то поворотом долго ещё нас будет ждать” (1)

(1) М. Цветаева Эпос и лирика современной России - М., 1932.

(2) О.Мандельштам. Выпад - М., 1924.

Пастернак, процитировав строки двадцатилетнего Маяковского:

Хоть ты, хромой богомаз,

лик намалюй мой

в божницу уродца века!

Я одинок, как последний глаз

у идущего к слепым человека! -

заметил: “Время послушалось и сделало то, о чём он просил. Лик его вписан “в божницу века””. Полстолетия, прошедшие с тех пор, как Пастернак сказал это, подтвердили справедливость его слов: Маяковский вошёл в историю века, занял заметное место на русском поэтическом Олимпе. (1)

В.Корнилов в своей статье “Не мир, но миф”, написанной к столетию Маяковского, признавая, что поэт “велик и неповторим”, всё-таки считает, что “юбилей ни к чему, и в средней школе его изучать тоже ни к чему, во всяком случае ближайшие полстолетия”. В статье Г.Миронова спорит с ним: «Вряд ли это верно. Да, Маяковского изучать ещё трудно, но уже ясно, что изучать историю русской поэзии, минуя, опуская Маяковского, нельзя. Сейчас уже нет сомнений, что Маяковский “устоит”, несмотря на все обвинения и разоблачения». (2)

(1) Б. Пастернак Люди и положения. - М., 1956.

(2)Н. Миронова Жив ли сегодня Маяковский? - М.,2003.- с.7.

Но изучать его нужно, не затушёвывая его кричащих противоречий, не закрывая глаза на сбои в нравственных ориентирах, на “пустоты”, отделяя подлинную поэзию от стихов, которые при своём рождении уже были не жизнеспособны.»

Понять творчество Маяковского, многие его мотивы и образы, его сильные и слабые стороны можно лишь в том случае, если рассматривать его в контексте истории, в широком русле современной ему литературы.

В конце XIX века в русской поэзии возник новый художественный метод. Опираясь на романтизм, на его противоречия, возникшее направление опиралось, с одной стороны, на индивидуализм лирического героя, с другой -- на условность, абстрактность.

В рамках этого метода зародился символизм, который упорно вытеснял материальность. Однако в 1910-х годах наступил кризис символизма, и новому поколению лириков предстояло вновь решать вопрос о поэтических ценностях, о месте и значении слова.

Предреволюционный период выдвинул на поэтическую арену новые имена, среди них был Владимир Владимирович Маяковский. Поэт ворвался в русскую поэзию бунтующей личностью. Он уже в самых ранних своих стихах выражал общее сознание, коллективное мироощущение.

Раннее творчество Маяковского все острее наполняется проблемой создания иного поэтического мира. В статье "Как делать стихи?" поэт писал: "Революция выбросила на улицу корявый говор миллионов, жаргон окраин полился через центральные проспекты... Это -- новая стихия языка Гончаров Б. П. О поэтике Маяковского. - М.: Знание, 1973, с. 5..

Как его сделать поэтическим? Как ввести в разговорный язык поэзию и как вывести поэзию из этих разговоров?" Понимая, что язык поэзии должен быть поэтическим, Маяковский открывает новое эстетическое качество языка, направленное на революцию, на обновление.

Граждане!Сегодня рушится тысячелетнее "Прежде".Сегодня пересматривается мнров основа.Сегоднядо последней пуговицы в одеждежизнь переделаем снова.

В центре художественного поэтического мира Владимира Маяковского -- Человек. Лирическая личность поэта настолько грандиозна, что грандиозность становится господствующей чертой стиля поэта. Очень точно определил эту направленность Ю. Тынянов: "Маяковский возобновил грандиозный образ, где-то утерянный со времен Державина".

Гиперболы, контрасты, развернутые метафоры -- естественное выражение огромной лиричности личности. Нужна была необыкновенная поэтическая сила, чтобы удержать этот образ на высоте трагического.

Меня сейчас узнать не могли бы:жилистая громадинастонет,корчится.Что может хотеться этакой глыбе?А глыбе многое хочется!

Лирический герой Маяковского существует в напряженном противоречии личного и общего. Он резко индивидуален -- вплоть до системы стиха. Систему эту современники, знавшие, слышавшие, видевшие Маяковского, воспринимали в ее слиянии с его обликом, голосом, манерой чтения.

Маяковский безошибочно узнаваем по любому фрагменту своих стихов. Все индивидуально: ритмика, рифма, метафора.

Стих Маяковского -- декламационно-ораторский, в основе которого лежит интонационно-смысловой принцип. Для него характерна большая интонационная и смысловая самостоятельность слова. Эта самостоятельность слова, когда оно выступает в роли ритмической единицы, и определяет членение стихов Маяковского на малые доли, расположенные лесенкой.

Нами лирика в штыки неоднократно атакована, ищем речи точной и нагой.

В стихах Маяковского один говорит за многих -- и ему нужен общезначимый язык. Ранний Маяковский мыслил его как "язык улицы".

Из сердца старое вытри. Улицы -- наши кисти. Площади -- наши палитры. Книгой времени тысячелистой революции дни не воспеты. На улицы, футуристы, барабанщики и поэты!

Московские футуристы в теории отвергали не только символические, но и вообще какие бы то ни было традиции. Судьба футуризма в этом отношении парадоксальна -- для Маяковского, который вышел из его рядов, проблема традиций оказалась одной из самых важных.

Маяковский, при всех требованиях сбросить Пушкина "с парохода современности", рано понял, что от бывшего ему не нужно отказываться, а нужно его переплавить.

Поэтическим миром Маяковского с самого начала управляли очень определенные и очень традиционные для русского общественного сознания ценности революции и гуманизма (сочувствие угнетенным и обездоленным). А рядом вечные темы всех поэтов -- творчество и великая любовь.

Материалом для иносказаний Маяковского часто служит обыденное. Все ему нужное поэт может взять из действительности и поднять на высоту огромного напряжения. Одновременно ему присуща биографическая конкретность.

Алло!Кто говорит?Мама?Мама!Ваш сын прекрасно болен!Мама!У него пожар сердца.Скажите сестрам, Люде и Оле, --ему уже некуда деться.

Вероятно, со времени Пушкина русская лирика не знала биографичности, введенной в столь прямой форме -- с адресом не метафорическим, а настоящим:

Я живу на Большой Пресне,--36, 24.

В поэтических произведениях Владимира Маяковского особенно важны рифмы, усеченные строки, разноударные стихи. Поэт использует свой стиль написания стихотворения, то есть В.В. Маяковский выделяет паузами значимые смысловые строки. Вот как происходит нагнетание тягостной атмосферы безысходности в стихотворении «Хорошее отношение к лошадям»:

Лошадь на круп (пауза)

грохнулась (пауза - читатель заостряет свое внимание),

и сразу (пауза)

за зевакой зевака (пауза),

штаны пришедшие Кузнецким клешить (пауза),

сгрудились…

Такая нетрадиционная разбивка стихотворения на строки помогает поэту привлечь внимание читателя к самому важному. Состояние лошади передано через лексические художественные средства: глагол - грохнулась, существительное - на круп. Ощущение безысходности передано также и синтаксически, через особую разбивку строки.

В.В. Маяковский видел силу слова и пытался воздействовать на читателя через создание собственных авторских неологизмов - слов или словосочетаний, придуманных самим поэтом, они наиболее полно раскрывают суть поэтического замысла, передают оттенки авторской речи. В стихотворении «Необычное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче» много самобытных авторских неологизмов: «златолобо», «ясь», «трезвонится», «вспоем». Поэт играет со словами и рифмами, привлекая внимание читателя: «Гоню обратно я огни впервые с сотворенья. Ты звал меня? Чаи гони, гони, поэт, варенье!». Поэтическая лексика В.В. Маяковского-поэта всегда выразительна, в этом главное своеобразие его художественного творчества, например, солнце, златолобо, светило.

В поэтических произведениях используется такой фонетический прием, как звукопись. Таким образом, читатель не только представляет себе изображенную поэтом картину (большинство стихотворений Маяковского имеют сюжет), но и слышит то, что происходит. В стихотворении «Хорошее отношение к лошадям» стук копыт умирающей лошади передан так:

Били копыта,

Пели будто:

• - Гриб.
• - Грабь.
• - Гроб.
• - Груб.

Здесь важно не лексическое значение слов, а сочетание звуков. По-новому звучат в поэзии В.В. Маяковского традиционные темы. Например, в стихотворении «Прозаседавшиеся» тема бюрократизма раскрывается поэтом через смешение фантастики и реальности, создание гротескных ситуаций, когда люди

…на двух заседаниях сразу.

Заседаний на двадцать

Надо поспеть нам.

Поневоле приходится разорваться.

До пояса здесь,

А остальное

В этом стихотворении используется и еще один особый художественный прием В. Маяковского: смешение разных языковых стилей. В рамках одного произведения есть слова и выражения, тесно связанные с реалиями современного поэту мира, а с другой стороны - встречаются устаревшие формы и слова. Например, в границах одного произведения находятся такие слова и выражения: Тео, Гукон (аббревиатуры начала двадцатого века) и старинная форма глагола орать - оря; неологизм того времени - аудиенция и архаизм - со времени она Тренин В. В. В мастерской стиха Маяковского. - М.: Советский писатель, 1978, с. 104-106..

В своих статьях программно-манифестного характера («Два Чехова», «Как делать стихи» и др.) Маяковский определяет новаторские черты своей поэзии и поэзии футуристов:

• -- изменение метра (появление тонического акцентного стиха: ритм организуется речевой интонацией, а формально -- приблизительным равенством количества ударных слогов; приближение языка и интонации стиха к разговорной речи);
• -- «изменение отношения слова к предмету -- от слова как цифры, как точного обозначения предмета, к слову-символу и слову-самоцели» (например, Хлебников считал, что в древности, когда люди именовали мир, была связь между словом и обозначаемым им предметом, с помощью новых слов он хотел воссоздать праязык, а для неологизмов Маяковского более характерна «устремленность в будущее»);
• -- изменение синтаксиса (взаимного «отношения слова к слову») -- «быстреющий темп жизни» проложил дорогу от главного периода повествовательного предложения до «растрепанного синтаксиса»; коренным образом меняется «темп» стихотворения, появляется «телеграфный» синтаксис (см. у Маяковского: «Телеграфной лентой лети, строфа!»);
• -- изменение лексики (словотворчество); к концу XIX в. уже преодолено понятие «поэтической» лексики, в поэзию вводятся слова различных групп и пластов (профессиональные, сленговые, бранные, архаические, диалектные, неологизмы и окказионализмы);
• -- изменение образности: слово сдвинулось «с мертвой точки списывания», в основе изображения лежат сложные ассоциативные метафоры, с помощью которых воссоздается работа подсознания и вскрываются архаические пласты мышления (память детства, историческая память человечества) Калитин Н. И. Поэт-новатор. - М.: Знание, 1960, с. 31-34..

Итак, В.В. Маяковский создал собственный поэтический стиль, который сделал художественные произведения поэта своеобразными, неповторимыми.